Василий Головачев - Русская фантастика 2013_[сборник]

У нас у всех сердца бьются в унисон.

Вокруг колодца — пять меток. Пять грязно-бурых пятен засохшей крови на снегу.

Я расставляю пары. Один белый камешек. Один черный.

Достаю веревку, связываю руки тому, кто вытащил черный. Белый камешек меняю на серп. Следующая пара — веревка и серп. И еще раз. И еще. Все, последние.

Пульс Хозяина отдается в ушах, над колодцем дрожит зыбкое марево. Все внутри меня завязывается в тугой узел.

Все еще слепые в своих клобуках, участники дрожат от холода и страха.

— Начинайте! — кричу я. — Начинайте Жатву!

Они срывают с себя клобуки. Связанные падают на колени. Жнецы — те, кому достались серпы, на этот миг стали Жнецами, — тупо таращатся на своих жертв.

Я наблюдаю.

Моя работа в общем-то сделана. Остается только наблюдать.

Номеру Два — застегнутой на все пуговицы фанатичке — достался Номер Пять, успевший сжечь свои бумаги. Взмах серпа, и струя крови бежит по желобу к колодцу. Глаза фанатички горят огнем.

Усатый Номер Один спокойно, по-деловому, как будто забивая гвоздь или отпиливая доску, перерезает прыщавое горло Номеру Семь. Еще один кровавый ручеек для Хозяина.

Аристократ Номер Три с торжествующим видом убивает Номер Девять. Влюбленный юноша падает лицом в снег.

Десятка, его возлюбленная, умирает от руки вдовы Номера Четыре. Они лежат рядышком, и потоки их крови, сбегающей к колодцу, смешиваются.

Из колодца раздается негромкий вибрирующий рык.

Хозяин доволен. Но он все еще голоден.

Осталась одна пара. Злополучный Кирилл и бледная девица со шрамом на шее. Такой шрам остается после неудачной попытки самоубийства — или «игры в Жатву», популярной некогда забавы среди золотой молодежи города…

Кириллу достался серп. Девице — веревка.

У него дрожат руки. У нее — подбородок. Я вдруг ловлю себя на том, что девица удивительно напоминает мне Агату…

Кирилл медлит.

У меня останавливается сердце.

Неужели?..

Сейчас?!

Ну!!!

Рык Хозяина становится оглушительно-требовательным. Запах крови перебивает поднимающийся из колодца смрад.

Я вспоминаю свой сон. Холодные скользкие камни. И нет дна.

До края осталось совсем чуть-чуть.

Совсем немножко…

Я нащупываю свой серп. Жатва должна состояться.

Для этого я здесь.

Вот уже четырнадцать лет…

Нельзя допустить повторения кошмара двухвековой давности. Если Кирилл пощадит свою жертву, я сделаю все за него. Сам.

Воздух над краем колодца дрожит. Смрад становится невыносимым. Первое склизкое щупальце выбирается из колодца — и Кирилл не выдерживает.

Взмах серпа. Фонтан крови из рассеченного горла. Девушка падает. Кирилл роняет серп.

Обиженно-сытый рев Хозяина.

Жатва закончена.

В этот раз все обошлось…

Я вернулся домой под утро. Агата еще не спала. Она терпеливо ждала меня под дверью ванной, пока я с остервенением тер себя мочалкой под обжигающими струями душа.

— Как прошло? — спросила она.

— Нормально, — сказал я.

— Неужели — никто? — спросила она.

— Был один, — сказал я.

— И?

— Не смог. Колебался, но все-таки не выдержал. Агата вздохнула.

— Ничего, — сказала она. — Когда-нибудь найдется кто-то… кто сможет.

— Да, — сказал я. — Кто-нибудь обязательно сможет.

Ведь я же смог.

Вадим Шарапов

ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ

В Центре управления полетами было непривычно тихо.

Большой транспарант «С Днем космонавтики, дорогие коллеги!», вывешенный над стеклянными дверями, чуть слышно шуршал под струей прохладного воздуха из кондиционера.

Поздравить Виталия с праздником забежал Саша, стажер из сектора управления МКС, но и он уже умчался, на прощание бросив: «Старик, я к жене». Теперь Виталий сидел один, от нечего делать вращаясь туда-сюда в кресле, смотрел на экраны и скучал. Запусков в ближайшее время не предвиделось.

— Водки бы сейчас! — громко сказал Виталий и укоризненно посмотрел на маленький календарик с портретом Гагарина. Первый космонавт радостно улыбался — он, как говорят, и сам был не дурак выпить. Виталий вздохнул и откинулся на спинку кресла.

Из динамиков монитора послышался шум. Открыв один глаз, оператор удивленно посмотрел на сетку селектора. Шум продолжался, он усилился и стал как-то непонятно пульсировать.

«Помехи, блин», — Виталий пощелкал кнопками. Безуспешно. Когда он уже потянулся, чтобы проверить датчики мониторинга, в динамике что-то щелкнуло и шум пропал. Вместо него раздался мужской голос:

— Эй, в ЦУПе! Привет, Земля! С праздником! Как вы там?

Машинально набросив на голову наушники, оператор посмотрел на пульт, где должен был светиться зеленый огонек приема-передачи.

Остолбенело заморгал. Линия была мертва — «ни звездочки», как любил говорить сменщик Виталия.

— Земля, как слышите? — голос был веселым.

— Слышу вас… — выдавил Виталий. — Кто на связи?

— На связи — «Союз-11». Командир экипажа Георгий Добровольский. Как там празднуете?

— Не понял вас. «Союз-11»? — Виталий тупо уставился в список позывных. — Какой еще одиннадцатый? Кто там шутки шутит?

— Тот самый, не сомневайся, — голос в наушниках прервался смешком. Не отпуская стебель микрофона, свободной рукой Виталий открыл ящик стола, выхватил оттуда тяжелый том «Мировой пилотируемой космонавтики» и начал лихорадочно перелистывать страницы. Да… Ди… До… «Добровольский, Георгий Тимофеевич. 30 июня 1971 года… Погиб со всем экипажем «Союза-11» при возвращении на Землю…».

— Освободите линию! — заорал он в микрофон. — За такие вещи…

— Ты не кричи, сынок, — голос сменился другим, — ты лучше нас поздравь. Шутка ли — почти сорок лет прошло. Как вы там, на Земле?

— Кто… это? — медленно спросил Виталий, чувствуя, как леденеет затылок.

Почему-то он поверил, только услышав этот далекий, прерывающийся эхом голос — ничего живого не оставалось в нем, были только вселенская тоска и усталость.

— Полковник Владимир Комаров. «Союз-1», — голос замолчал.

Потом в наушниках заговорил прежний веселый мужчина:

— Да нас тут много, парень! И все тебя поздравляют. Вот тут и Пацаев с Волковым присоединяются, — говоривший словно бы отвернулся от микрофона; на заднем фоне послышался шум, похожий на аплодисменты, неразборчивые голоса.

— Вот к нам еще и американцы прибыли, «гуд лак» тебе желают. С «Аполлона-1» парни. О, и девчонки!

— Какие?

Виталий спрашивал, сам не понимая, что делает. В голове билось только одно: «Это же правда, правда, не розыгрыш, я знаю…»

— С «Челленджера» ихнего. И с «Колумбии». Одна, которая учительница, очень даже ничего! — Добровольский снова засмеялся, в сторону сказал что-то по-английски.

— Hi, i'm Judith Reznick! — звонкий женский голос ударил из наушников. — How are you?

Трясущейся рукой Виталий набрал номер, зажав микрофон в кулаке. После нескольких телефонных гудков из трубки раздалось:

— Лобачев слушает.

— Владимир Иванович, — оператор мысленно представил себе грозного руководителя ЦУПа и сглотнул. — Владимир Иванович, тут такое дело…

Он рассказывал, сбивчиво и путано, а в наушниках все это время шуршали мертвые голоса, орбитальные призраки прошлого смеялись и пили шампанское.

Когда Виталий замолчал, в трубке еще десяток секунд слышалось тяжелое дыхание.

— Понятно, — отозвался Лобачев, — ты там не паникуй. Поздравь их от нас, от ЦУПа там… Найди слова получше.

— Владимир Иванович! Так они же…

— Мертвые. Знаю. Ты, Виталий, еще года у нас не проработал, потому и не в курсе. Каждые пять лет такое повторяется. А говорить об этом у нас не принято. Стало быть, тебе повезло — услышал.

— Так это что — не шутки? — прошептал в трубку Виталий, отчаянно ожидая, что Лобачев сейчас засмеется, скажет: эх, ты, салага, разыграли тебя.

Но начальник ЦУПа не смеялся.

— Да какие тут шутки, — отозвался он, покашливая, — сколько лет пытаемся с ними в другое время выйти на связь… Никак. А двенадцатого апреля — как по заказу. И все равно каждый раз не верим, не ждем… Ладно, действуй по обстановке.

В трубке запикало. Виталий глубоко вздохнул и разжал ладонь, стиснувшую шумоподавитель микрофона.

— «Союз-11», это ЦУП. Вы на связи? — спросил он.

— Мы с вами всегда на связи, — добродушно-насмешливо отозвался Добровольский. — Как там Главный?

— В порядке, «Союз».

Виталий потянулся к пиджаку. Достал из внутреннего кармана фляжку, секунду поколебался и отвинтил пробку. Вдохнул запах коньяка.

— Ну, тогда с праздником вас! — прошептал он в глухую космическую черноту и сделал первый глоток.

Валерий Окулов